Расшифровка фонограммы в исп. Ю. Носа
Расшифровка фонограммы в исп. неизвестного
Расшифровка фонограммы в исп. А. Козлова
Расшифровка фонограммы в исп. анс. "Братья Жемчужные"

* * *

Огни притона заманчиво мигали,
И джаз Утесова по-прежнему звучал.
Там за столом девицы совесть пропивали,
Мужчины пивом заливали свою грусть.

А в стороне сидел один парнишка,
Он был дитя с изысканной душой.
Он молодой, но жизнь его разбита.
Попал в притон, где был заброшен там судьбой.

Малютка рос, и мать его кормила,
Сама не съест - для сына сбережет,
С рукой протянутой у паперти стояла,
Дрожа от холода в лохмотьях, без пальто.

А вырос сын, с ворами он cпознался,
Стал пить, кутить, ночами дома не бывать,
Стал посещать он притоны, балаганы
И позабыл свою старушку-мать.

А мать больная в нетопленом подвале.
Болит у матери истерзанная грудь,
Болит у матери. Болеет о сыночке,
Не в силах руку за копейкой протянуть.

Вот шум и стук, и двери отворились,
Заходит сын, изысканно одет.
Упал на грудь, сказал: "Мамаша, здравствуй!"
И больше вымолвить он ничего не смог.

А мать больная на локте приподнялась:
"Зачем пришел ты душу мне терзать?
Тут без тебя уже немало слез пролито
И за тобой, сынок, придется проливать".

"О, мама, нет! Пришел просить прощенья!
О, мама, нет! Прошу тебя, прости!
Я - вор, убийца, я весь обрызган кровью.
Я - атаман разбойничьей семьи".

На утро мать с того темного подвала
В гробу дубовом на кладбище снесли,
А ее сына с шайкою бандитов
За преступление к расстрелу повели.

* * *

Огни притона заманчиво мигают.
Огни притона заманчиво поют.
Там за столом девицы совесть пропивают,
Мужчины пивом заливают свою грусть.

Там за столом сидел один парнишка,
Он был в костюме и кожаном пальто.
Он молод был, но жизнь его разбита,
Попал в притон и был заброшенный судьбой.

Дитем он был и мать его кормила,
Сама не съест, а все для сына сбережет.
С рукой протянутой на паперти стояла,
Дрожа от холода в лохмотьях, без пальто.

Вот вырос сын, с ворами он познался,
Стал водку пить, курить и дома не бывать,
Стал посещать кафе и рестораны
И потихоньку забывать старушку мать.

А мать лежит, о сыне вспоминает.
Болит у матери замученная грудь.
Она лежит в сыром нетопленом подвале,
Не в силах руку за копейкой протянуть.

Вот - скрип дверей - и двери отворились,
Зашел в костюме и в кожаном пальто.
Он на пороге сказал: "Мамаша, здравствуй!"
И больше вымолвить не мог он ничего.

Больная мать на локте приподнялась,
Глаза опухшие на сына подняла:
"О, здравствуй, сын! Пришел проведать маму...
Вдвоем останемся, не мучай ты меня!"

"О, мама, нет! Не в силах я остаться,
Ведь мы с тобой уже давно разлучены.
Я - вор, бандит, чужой забрызган кровью,
Я - атаман среди разбойничьей семьи".

А поутру из темного подвала
Старушку-мать на кладбище несли,
А ее сына с шайкою бандитов
За преступление к расстрелу повели.

* * *

Огни притона заманчиво мигали,
А джаз Утесова заманчиво гремел.
Там за столом мужчины совесть пропивали,
А девки честь свою хотят залить вином.

Там за столом сидел красивый парень,
Одет он скромно, с надорванной душой.
Он был дитя, когда отец его покинул,
Оставив жить их с матерью вдвоем.

Ребенок рос, а мать его кормила,
Сама не ела - все сыну берегла,
С рукой протянутой на папертях стояла,
Порой в лохмотьях и даже без пальто.

Вот вырос сын, с ворами он сознался,
Он стал кутить и дома не бывать,
Он время проводил в притонах и разврате,
И позабыл свою старушку мать.

А мать по сыну плачет и страдает,
Болит и стонет надорванная грудь.
Она лежит в сыром нетопленом подвале,
Не в силах руку за копейкой протянуть.

Вот в двери стук - и двери отворились,
Вошел в костюме он и в кожаном пальто.
Сказал он тихо, сказал: "Мамаша, здравствуй..."
И ничего он больше вымолвить не мог.

"Ах, погоди... Не уходи, останься...
Ты пожалей свою старушку мать.
Ведь о тебе уже немало слез пролито,
Еще немало придется проливать..."

Но он ушел и даже дверью хлопнул,
И не сказал ей больше ничего.
А мать, рыдая, зарылася в лохмотья,
Ей было больно после этого всего.

На утро мать лежала в белом гробе,
А к вечеру на кладбище свезли.
А сына родного с отчаянными бандитами
На утро всех к расстрелу привели.

* * *

Огни притона заманчиво горели,
И джаз Утесова там жалобно скрипел.
Там за столом мужчины совесть пропивают,
И дамы пивом обливают себе грудь.

Там за столом сидел один угрюмый,
Сидел в костюме и в кожаном пальто.
Он молодой, но жизнь его разбита,
Попал в притон он, заброшенный судьбой.

Малютка рос, а мать его кормила.
Малютка вырос и начал воровать.
Ночами темными домой стал не являться,
Ночами темными с ворами стал гулять.

Раздался стук и двери отворились,
Вошел в костюме и в кожаном пальто.
"О, здравствуй, мама! ой, милая мамаша,
Зачем на свет ты вора родила?"

Больная мать на локоть приподнялась,
Глядят на сына усталые глаза.
"Сыночек милый пришел проведать маму,
Так оставайся же ты с нею навсегда".

"Ой, мама, нет! С тобой я не останусь,
Своих я тайн тебе не расскажу.
Я - вор, убийца, чужой запятнан кровью,
Я - атаман, среди разбойников живу".

Наутро мать из темного подвала,
Наутро мать на кладбище свезли,
Сыночка милого с шайкою бандитов
За преступления к расстрелу подвели.