Михаил Ланглиб
– участник первой оркестровой записи А.Северного
– На запись с Аркадием Северным меня пригласил Андрюша Персон, со студии ленинградского радио. Правда, в последние годы мы очень мало общаемся. Тем более, когда тебе уже за 60, то тебе не до встреч. У каждого свои дела, обремененные возрастом, а Андрюша Персон, которого я всегда называл "Рыжим", он такой рыжий был, меня постарше лет на пять, где-то. Раньше мы очень часто видались, тогда мы были, я бы сказал, чуть-чуть, помоложе. Как, кстати, Андрей сейчас живет? – Он сейчас в Германии, но периодически созванивается с ленинградскими коллекционерами Корешковым и Мельниковым. – А тогда жил Андрюша на Васильевском острове, и запись с Аркашей Северным, тогда, почти 44 года назад, тоже происходила на Ваське, но не у Персона дома, это точно, а у кого-то, из его друзей, которые жили по соседству. Это было где-то июль, или август, 1963 года... –... август. Самый конец месяца. Как мне говорил Борис Тайгин – один из участников, того мероприятия, заканчивалось лето, школьники готовились к 1 сентября, и стояла довольно жаркая погода. Тайгин также говорил, что на той записи он был очень легко одет. – Все таки, значит, август. Да? Ну, мы тогда были молодыми, это сейчас, уже из нас начинает сыпаться песок потихоньку. Я более-менее, вспоминаю ту запись. Это что-то, где-то, человек десять, которые были счастливы, которые наслаждались жизнью, которая, казалось, такой всегда и будет. Это была наша молодость! Вот мы все собрались чтобы, во-первых, весело провести время, во-вторых, сделать что-то для потомков, хотя это, наверное, и нескромно звучит. Значит, в центре комнаты возвышался, этот "Маг", который считался, последним словом в тогдашней науке и технике, при совке. Это такая громадина! Что ты! Запишем мы песню, и сразу с ленты оригинала записи, нарезалось пара-тройка, гибких пластинок, на ребрах. Лента была, ну какая, по тем временам? Бог, его знает, тип, какой-то, там... Весьма, мудро звучала и вступительная фраза, к концерту: "Люблю блатную жизнь, да воровать боюсь..." Да уж. Кстати, мы так наш ансамбль и хотели тогда назвать – "Блатная жизнь". Хотя, ансамблем это, конечно, было трудно назвать, так как мне все же довелось поиграть в настоящих, серьезных, и достаточно, известных бэндах. А звучало там все, очень простенько, не так как должно звучать в ансамбле. У меня этой ленты не сохранилось, я наплевательски тогда к этому относился. – Неизвестно, кстати, и где сам оригинал этой записи. Т.к. у Персона была восстановленная 1 копия, а вот сама оригинальная лента была продана еще в начале 1970-х годов, старому ленинградскому коллекционеру – Ивану Герасимовичу, о котором Северный несколько раз упоминал на ранних гитарных записях. И вот этот Иван Герасимович умер еще во второй половине 70-х, ему уже тогда было под 80 лет, и куда делась вся его коллекция после смерти – неизвестно. – А я как-то, тезка, и не интересовался судьбой этого концерта с Аркашей, к своему огромному стыду. – А какой там точно был состав? – Состав-то был, но даже при достаточном наличии музыкантов, все получилось на грани между странным и смешным. Итак, состав: я – Миша Ланглиб – будучи музыкантом, играющим на басовых инструментах, играл на том концерте с Аркашей на контрабасе, хотя, время от времени, и поигрывал на гитарке, чтобы как-то разнообразить аккомпанемент, в общем, я играл на контрабасе – это мой основной инструмент там был, но на кое-каких песнях, и вставлял пару блатных аккордов, на гитаре, когда Аркаша сам не мог играть. Например, в песне "На Молдаванке музыка играет...". Еще в составе была пара гитар, саксофон, пианино, либо, кое-где, аккордеон, вот, пожалуй, и все. Ну, и иногда, такой милый еврейчик в очках – Рудик, постукивал вилкой по тарелкам, или по бутылкам, а потом, уже изрядно, выпив беленькой и деревянненькой, и все ребята, из присутствующих, стали подстукивать и подкрикивать Аркаше. Это все было очень громко, и, конечно составляло некое неудобство соседям. И вот тогда хозяин квартиры и, по совместительству, звукооператор той записи, предложил сделать шумоизоляцию. Долго думали, чем же завесить стены, и в итоге, в качестве звукоизоляции, были использованы, коробки, в которых продают яйца. Ну, такие, клетки, или как их там? В общем, ты понял. Вот какая смекалка развивается в людях по пьянке. Вот в чем прелесть записей Аркаши Северного? Я их, так иногда прослушиваю. Так вот, интересны они тем, что это все было запрещено, и многие люди тянулись, услышать то, что не услышишь, с официальной эстрады. А вот, во что превратился этот жанр сейчас – я молчу... Огромное количество одинаковых, ничего не понимающих в музыке, лепят свой бред на синтезаторах, и, что еще более обидно, что многие ширпотребные слушатели считают, что эта музыка именно так и должна выглядеть. Нет, ребята, вы не правы! Неподалеку от моего дома стоит огромный музыкальный магазин, там этих липовых блатарей – куча. Раньше мы гонялись действительно за стоящими записями, тратили сумасшедшие, по тем временам, бабки. А сейчас? Вон, я захожу, в тот же магазин, говорю парню-продавцу: "Сделай, если возможно, допустим, Каунта Бэйси." А у него это все есть на прилавке. Или, например, говоришь им: "Ранние записи Фергюсона есть?" – "Пожалуйста, приходите через неделю, все будет!" – Кстати, на МР-3 издали ранние темы Мэйнэрда Фергюсона. Так там все испохаблено, да к тому же еще и не полное. – Хотя иногда бывают исключения – спрашиваю у парня-продавца:"Есть "Platters"?" – А в ответ: "А что это такое?" – Может он и знает, просто не догадывается. Знаменитые "16 тонн" Трэвиса, например, наверняка же слышал. – Ну, это, в принципе, их визитка. – "Я родился, когда солнце не светило..." – Да. Наши советские люди, пели эту песню в переводе, под свой менталитет. – "Сидим мы в баре..."? – Конечно. "Раньше был интерес, такой охоты, за этими записями. И в этом был весь кайф молодости. И Аркаша Северный, и Каунт, и Сачмо, и Элвис, и Диззи – это все наша молодость! Когда я работал в Ленконцерте, многие записи Аркадия расценивались, как какое-то, чудо и прелесть, многими популярными музыкантами. Я никогда не забуду, все эти приколы, типа "Ты был бы негром!..", или про этого попугая, с двуми веревками на ногах. С артистизмом, прононсом, с азартом! Ради этого стоило жить. Бандерша, которая потом держала швейную мастерскую, это – прелесть. А троица из парадняка, с дежурным стаканом. И когда, значит, один отходит, двое ему: "Ты куда? А поговорить?" Ну, там конечно, было немного другое слово, нежели "поговорить". Они его спрашивают: "А?" Вот это, я понимаю, настоящий талант. Такой юмор! А сейчас: нет талантов, ни в юморе, ни в музыке. Может они и есть, но они нигде не засвечены, может, даже они и умышленно, не стремятся торговать своим лицом, продолжая это интересную традицию, во время всеобщей дозволенности, находится, в глубоком подполье. Это и логично. – Кстати, озвучено выше, что ты играл в бэндах, и в Ленконцерте. Вот об этом, пожалуйста, расскажи поподробнее. – Я еще и в кабаках разных играл. Но основная моя работа была, конечно, при Ленконцерте. С конца 60-х годов, я играл в оркестре Левы Колмановича, на контрабасе. Это был очень известный оркестр, и не только в Ленинграде. Из этого бэнда вышли многие, известные сейчас музыканты. – Достаточно вспомнить барабанщика бэнда Льва Колмановича – Сергея Дронова, который сейчас директор, или продюсер-администратор, "Поющих гитар", не знаю, как это точно называется. – Мы их называли "Непьющими гитарами". Но кстати, при мне ударник там был другой. Не Дронов. – Дронов там играл, где-то с 76 года, так что при тебе, там, конечно, его могло и не быть. Кстати, в оркестре Льва Колмановича играли такие великие люди, которые создавали культуру Питера, которых невозможно не упомянуть. Это, прежде всего, гениальный Валерий Заварин. – Да, вот Валеру я помню, и более того, в Джазовой Филармонии, мы иногда еще встречаемся. – Не стоит также обходить вниманием еще одного прекрасного музыканта, который также играл в бэнде у Колмановича – это еще один Валерий, на этот раз – Тикунов. Замечательный трубач. – А Валера Тикунов, еще, вроде бы, в "Поющих гитарах" играл на трубе? – Не в "Поющих", а в похожем, ВИА-коллективе, у Сергея Борисовича Лавровского. У "Поющих", был на трубе Берштейн. А Тикунов, вместе с Кутеевым, поддавали брассов у Лавера. Но Лавровский, также и в "Поющих гитарах" играл – он ведь самый первых барабанщик этого ансамбля. – Кутеев ты саказал? Володя? Да, это хороший музыкант. Сильный саксофонист. – А у него, кстати, и брат Боря – тоже музыкант хороший. Он на трубе играет. – Так, а Тикунов сейчас где играет? – Сейчас он, увы, уже не играет, он умер. – Жалко, очень жалко. Кстати, вот мы очень много еще играли с Юрой – контрабасистом из "Ленинградского диксиленда". Это мой большой друг. – С Мирошниченко, что ли, с покойным? – Нет, с нынешним конртабасистом. Мы правда уже почти год целый не виделись. Я в Филармонию давно не захаживал. Но мы с ним созваниваемся частенько. – Так ты про Снегурова, что ли говоришь? – Да, Юра Снегуров. Кстати, вот еще я у Изи, и у Натана поиграл. – Израиль Хаймович – это легендарный человек, это, почти, ровесник века. Кроме того, что он сильный трубач, так он до сих пор, руководит своим бэндом. Они репетируют в ДК, у Финбана. Ну, а Натан Шаломович – это ярый сторонник ленинградских джазмэнов. – С Изей, была такая хохма связана, что он одного трубача, в первый же день, выгнал, на глазах, всего оркестра, из-за того, что он запел песню, изменив слова, при этом изменения каснулись самого Израиля Атласа. Изе это не понравилось, и его удалили. Я тут, кстати, Израиля видел по телевизору, в какой-то программе. Он был весел, и задорно молод. – А еще где приходилось играть, и с кем? – Играл с таким хорошим саксофонистом – Виталиком Смирновым. Но он еще и на кларнете здорово играет. Он чисто диксилендовый музыкант. – Вот, он кстати, умер в ноябре, того года. – Ну, по Ленконцерту, у меня о нем очень хорошие воспоминания. И о всей его команде. Мы встречались в отделе муз. ансамблей, при Ленконцерте. А где в последнее время он играл? – Последним из его, крупных выступлений, наверное, можно считать концерт, посвященный юбилею клуба "Квадрат", как раз при Натане Лейтесе, а так, я знаю, что он играл и репетировал, в Железнодорожников, я его там пару раз видел. А вот по поводу отдела ансамблей, могу сказать, что покойный шеф ОМА – Садовников, сам не хило играл блат. Сохранились записи 10 и 11 концертов такого ансамбля "Обертон", где он играет на скрипке. – Он пришел давным-давно, к Гольштейну, и попросил его подучить немного на саксофоне, а Гена ему и сказал, что его не надо учить, что он уже готовый музыкант. – К тому же, наверное, Гольштейн больше альтист. – Да, Гена, в основном, альт-саксофонист, а Виталик – тенорист. Но они оба молодцы. Виталик играл со своим диксилендом. Гена создал свои "Саксофоны Петербурга". Кстати, в "Саксофонах" очень много хороших ребят, хотя им мало лет, но они даже могут дать фору старикам. – В "Саксофонах Петербурга" играет, действительно, много хороших музыкантов. Например, Сендерский – руководитель ансамбля "Фрэш", или Канев из "Ленинграда" Сергея Шнурова, и "Ска-джаз ревью", они же ансамбль "Спит-фаер". Бесчастный, Бубякин – тоже очень крутые ребята. Хотя, кроме биг-бэнда Геннадия Львовича Гольштейна, они еще сидят в биг-бэнде Гусятинского. Но это уже не то, как это нужно быть. – Я слышал бэнд Гусятинского, но там все коммерцизировано, если это так можно назвать. Это торговля музыкой. Во-первых, самому Гусятинскому годков маловато, да и подход у него ко всему слишком современный, хотя, возможно, нынешнее поколение, именно так себе представляет традицию джазовой музыки, и в частности биг-бэнда. Хотя у нас в городе, мне кажется, биг-бэндовая школа не очень развита. Старики которые играли в 60-е биг-бэнд уходят, а у молодежи не у кого учиться. – В Питере биг-бэндов, действительно, что-то мало, но ведь и город сам по себе маленький. Кроме названного уже биг-бэнда Израиля Атласа, есть, например, сильные биг-бэнды Юрия Ильина, Вольдемара Дмитриченко. Были бэнды Анисимова, Блехмана, Бадхена, Тлисса, даже у старшего Варум был свой оркестр, легкой музыки. – Но это все люди старой школы. Туда же можно отнести и Ореста Кандата. – Кандат играл у Утесова еще. Но там, скорее всего, не биг-бэнд. Там и 10 человек с трудом набиралось. У него, вроде, еще и Харнас играл на саксофоне. – Как однажды один конферансье сказал такую хохму, перед выступлением: "Альт-саксофон – Гольштейн, тенор-саксофон – Левенштейн, руководитель – Вайнштейн!..." – Вот, в продолжение этих ярко-выраженных фамилий, нельзя не вспомнить, такую фамилию, как Кунсман. С ним не играли? – Нет, не приходилось, так как у него был устоявшийся состав – человека 3-4. А вот с некоторыми музыкантами ансамбля Ромы Кунсмана играть приходилось, например, с Вихоревым. – Ну, там Мысовский руководил квартетом, и к ним часто присоединялся Кунсман. Иногда с этим квартетом играл и Островский. А с Зуйковым не играл? – Нет, но я хорошо знаю, кто это такой. Я же говорю, невозможно объять невозможное. Музыкантов ведь много, и все это знать и отслеживать довольно сложно. Тем более, я играл у Колмановича, а это больше эстрадный бэнд, чем джазовый. Так что, это другая тусовка. Вот недавно мы встречались с Алексеем Канунниковым – легендарным питерским диксилендщиком. Из питерских саксофонистов мне, например, очень нравятся Миша Костюшкин, Гена Гольштейн. – А младший Костюшкин – сын Михаила Иосифовича? Он в "Чай вдвоем" поет... – Хохма ясна. – А тогда как же быть с Михаилом Семеновичем Черновым? – Миша Чернов – отличный саксофонист, он – украшение любого ансамбля. Настоящий образец питерского джаза. – Кстати, мне один знакомый сказал, что "ДДТ" слушает только из-за того, что там, в некоторых местах Чернов играет. – Мишу Чернова жалко. Отличный, профессиональный музыкант. Но он перенес страшное горе – пережил серьезную операцию. К нему на каком-то концерте, пристал какой-то распальцованный гопник, который из-за своей тупой стриженной башки, случайно зашел на джазовый концерт, и захотел, чтобы вместо нормальной музыки, прозвучало какое-то говно. Миша играть то, что тот его попросил, отказался, так как он настоящий патриот джаза, и настоящий мужик. Короче, тот жлоб Мишу покалечил так сильно, что ему пришлось делать операцию. Но несмотря ни на что, Миша Чернов, с чувством собственного достоинства, гордо и красиво вышел из той печальной истории, еще раз доказав, что он – настоящий артист и гений, до сих пор постоянно продолжая играть, на всевозможных джемах. – Ну, брассы-джазы, и тому подобное, мы еще, конечно, обсудим, и даже не раз, естественно, иногда переходя на личности, прекрасные и незабвенные. А вот интересно, было бы узнать, в каких ресторанах вам приходилось играть. – Да во многих. В "Баку", например, мне довелось как-то поработать. Там как раз играл Воскобой. Музыкант он был первоклассный, но вот как человек – увы... С ним же никто не мог вместе работать. Такой поганый у него было характер. Некоторые с ним пару дней отыграют, потом не выдерживают и уходят. В общем, ужасный характер.... – Кстати, его сын Григорий – тоже музыкант, басист. И веселый, довольно. Кроме того, Григорий Воскобойник – профессионал высокого уровня, и даже музыкальный педагог. – Еще братья Мансветовы там играли. Был случай, хохма такая, однажды, что они что-то прямо на сцене не поделили, и разодрались. Как потом, сказал мне сам Юра: " Я дал ему в межроговую полость!..." Кстати, Юра Мансветов был отличный музыкант. Он играл и на пианино, и на органе, и на гитаре, и на басе. – Мульти-инструменталист! – А как он пел! Он же голосом был вылитый Рэй Чарльз. Специально хрипел. Он, во-первых, в совершенстве знал английский язык, и хорошо знал что поет, во-вторых, у него было правильное иностранное произношение. Он снимал очень четко манеру пения Рэя. Это, наверное, был Юрин кумир. Мансветовы, вроде, где-то играли тоже с Аркашей Северным. Еще в "Баку" играл такой Пилюгин. Тоже хороший музыкант. – А с такими Артамоновыми приходилось играть? – Только с Женей. Отличный музыкант и вокалист. С Владимиром мы почти не играли. – А с Николаевым? – Каким? – Аркадием Николаевым. Драмс-шоу-мэн. – Да, ну это просто настоящий шоу-мэн. Его так многие и называют. Отличный барабанщик, он многого достиг. Он, даже, сам, по-моему, учился играть. Да, и ведь он, вроде, у Виталика Смирнова, в основном, играл. – А в настоящее время Михаил Ланглиб играет? Есть ли какие-то творческие планы, может быть? – Сейчас я почти не играю. Очень мало. Но иногда все-таки беру инструмент, чтобы не терять форму. Планы кое-какие есть. Сейчас готовлю программу, для одной певицы. Она поет джазовую классику, отлично разбирается в джазовых стандартах, традициях. Обладает хорошим произношением и голосом. Вот мы с ней репетируем. Будем надеяться, что все удастся. – Ну, что ж на этом, наверное, стоит закруглиться. Благодарю, за интересный рассказ, о той записи с Аркадием Северным, в августе 1963 года, и за увлекательную беседу о ленинградских музыкантах. По поводу второго, я надеюсь, мы еще встретимся и поговорим, т.к. сегодня мы успели поговорить только о самых известных музыкантах, кое-что уточнили, благодаря тебе. До новых встреч. – Тебе спасибо, тоже, что, конечно, соответственно. Спасибо за воспоминания. Я вспомнил старые времена. В общем, мы с тобой еще встретимся. ©
Михаил Лоов, март 2007 первоначальная публикация – http://arkaha.ucoz.ru/publ/1-1-2 (ныне не существует) |
|