СТАТЬИ И РАССКАЗЫ    –––––––    ЧТО ПИСАЛИ В ПРЕССЕ   ––––––    ПЕСНИ И СТИХИ

 


 

ОТВЕТЫ ЧИТАТЕЛЯМ

Записки коллекционера Магнитиздата

     

Прежде всего, мне хочется поблагодарить всех читателей, приславших отклики на публикуемые статьи под рубрикой "Из записок коллекционера Магнитиздата". В письмах содержатся вопросы, предложения и пожелания. Чувствуется, что многим читателям близка и интересна эта тема, и я постараюсь ответить на их вопросы.

Начать хочу с ответа г-ну Нефедову, которого, мне кажется, я уже могу считать своим "официальным оппонентом". В заметке "Кто же автор песни?" (НРСлово от 23 мая) он совершенно верно уточнил само название песни, явившейся западным вариантом нашего знаменитою романса "Дорогой длинною", но я не могу согласиться с ним в споре об авторе слов. По мнению Н. Нефедова, текст был написан знаменитым актером и автором талантливых очерков и водевилей Иваном Федоровичем Горбуновым. К сожалению, я не обладаю собранием сочинений И. Ф. Горбунова, где бы я мог это проверить, но долгоиграющая пластинка А. Вертинского, выпущенная в Советском Союзе в 1970 г., на которой записана песня "Дорогой длинною", у меня есть, и на этикетке ее значится, что автором текста этой песни является С.Подревский, а автором музыки – Борис Фомин. Те же авторы указаны и на долгоиграющей пластинке Нани Брегвадзе, которая тоже записала этот песенный шедевр в своем оригинальном исполнении.

Кроме того, я очень хорошо помню ноты песни "Дорогой длинною" с теми же авторами, изданные петроградским частным издательством Леона Валящика, которое в годы НЭПа выпускало много подобных произведений. Что касается версии о знаменитой в прошлом Мери Хопкинс, якобы получившей эти ноты от одного из музыкантов ансамбля "Битлз", то она не совсем понятна. Поль Маккартни, который позже был продюсером ее пластинок, действительно в середине 60-х годов как турист вместе со своими коллегами по ансамблю посетил Советский Союз. Но приехали они инкогнито. Вскоре в Англии вышла их пластинка под названием "Back In The USSR", и только после этого поклонники узнали об их путешествии но Советскому Союзу.

Достать в Москве ноты песни "Дорогой длинною" просто невозможно по той простой причине, что со времен НЭПа они не переиздавались ни разу. Поль Маккартни не мог приобрести их у кого-нибудь из старой творческой интеллигенции, потому что в Союзе вообще никто не знал об их путешествии. Скорее всего, "ловкач" Г. Раскин, действительно написавший английский текст этой песни, нашел ее на одной из старых пластинок А.Вертинского. Поль Маккартни после путешествия по России захотел выпустить что-нибудь в русском стиле, и здесь Г. Раскин действительно ему помог, а заодно заработал себе миллионное состояние.

 

Многие читатели интересуются судьбой Вадима Козина, звезды довоенной советской эстрады, репрессированного и загнанного на Колыму. Я писал о нем в статье "От пластинок к магнитофонам" (НРСлово от 1 марта 1980 г.). Недавно, перечитывая книгу А. Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ", во втором его томе на стр. 485 я наткнулся на упоминание о Вадиме Козине: "В магаданском театре Никишев, начальник Дальстроя, обрывал Вадима Козина, широко известного тогда певца: "Ладно, Козин, нечего раскланиваться, уходи!" (Козин пытался повеситься, его вынули из петли).

В послевоенные годы через Архипелаг прошли артисты с известными именами: кроме Козина, артисты кино: Токарская,0куневская, Зоя Федорова. Много шума было на Архипелаге от посадки Руслановой, шли противоречивые толки, на каких она сидела пересылках, в какой лагерь, была отправлена. Уверяли, что на Колыме она отказалась петь и работала в прачечной".

Русланова, как известно, вернулась на эстраду. Козин, оказывается, тоже пытался это сделать после того, как отсидел свой срок, но не совсем удачно. Узнал я это из письма одного крупного специалиста по звукозаписи из Ленинграда, которому довелось в 1956 г., в самый разгар хрущевской оттепели, не только слышать его на концертах, но даже записывать в студии. Тогда полным ходом шла реабилитация, и Козину удалось выхлопотать разрешение выступить с концертами в курортных городах юга. Это были, как он потом мрачно шутил, его последние "сто дней". Составив небольшой ансамбль из таких же, как и он, бывших зеков-музыкантов, куда входили пианист-аккомпаниатор, скрипач и гитарист, он выехал на основании специального разрешения, выданного ему и его коллегам как ссыльным вместо паспортов, на Черноморское побережье. С огромным успехом они дали по десять концертов в Сочи, Ялте и некоторых других городах. После этого артистам пришлось вернуться в Магадан. Козин имел право приезжать в Москву или Ленинград как гость, но он непременно хотел вернуться как артист. Его друзья и, в частности, автор письма о нем взялись походатайствовать за певца перед московскими бонзами. Момент был благоприятный, поскольку в преддверии Всемирного московского фестиваля молодежи и студентов автору письма было поручено организовать в Москве студию звукозаписи специально для нужд фестиваля. Для того чтобы решить вопрос о помещении для нее, он "испросил аудиенцию" у министра культуры Фурцевой. Когда все текущие вопросы были решены, ходатай спросил, не согласится ли она разрешить Вадиму Козину несколько выступлений и Москве и Ленинграде? Автор письма пишет, что надо было в этот момент видеть выражение лица этой "кухарки, которая добралась до управления государством в области культуры". Она брезгливо спросила просителя:

– А вам-то самому нравятся эти пошлые песенки? Это ведь не наша, не советская тема!

Так и остался Козин в Магадане.

 

Некоторые читатели спрашивают меня, какого Сокольского я имел в виду в статье "В гостях у Константина Сокольского" (НРСлово от 29 апреля 1980 г.).

Русская эстрада, действительно, знает двух Сокольских, выступавших почти в одно время. Один из них – известный конферансье, отдавший полвека эстраде, Смирнов-Сокольский, другой – певец, рижанин Константин Сокольский, оставивший заметный след в магнитиздатовской деятельности. В статье шла речь о Константине Сокольском, выступавшем в ресторанах буржуазной Риги, причем даже не в самых первоклассных. Туда его пригласили из-за простонародного репертуара.

 

Больше всего писем пришло о Петре Лещенко. Наибольший интерес представляло письмо, присланное из Канады г-ном Михаилом Перловым. Вот что он пишет:

"В начале 1945 г. (возможно, в конце 1944 г.) я служил стрелком-радистом авиации дальнего действия. Базировались мы под Плоешти в Румынии. Я с приятелем был дважды в ресторане Лещенко в Бухаресте. Выступления Лещенко происходили при переполненном зале ресторана, большинство посетителей которого были советские офицеры и даже генералы.

Тогда одни говорили, что Лещенко ожидал разрешения на въезд в СССР, другие утверждали, что он тайно погрузился на пароход, чтобы бежать на Запад, узнав от новых друзей всю правду о "советском рае"".

Думаю, что Лещенко с радостью и надеждой ждал прихода Советской Армии. Знал он и о возвращении Вертинского. Говорили, что его увезли в СССР, что жил он в Красноярском крае, встречался с Шульгиным. Там, кажется, Лещенко спился и в 1951 году умер.

В 1944 году он выглядел лет на 40 – 45, не более. Был он очень богат.

О Петре Лещенко писали, конечно, и до меня. Хотелось бы выяснить его судьбу. Может быть, певцу действительно удалось откупиться от Советов тем, что он пожертвовал им все свои деньги в обмен на право спокойно спиться?

Эта статья уже была набрана, как вдруг в редакцию на мое имя пришло еще несколько писем о Петре Лещенко буквально со всех концов света.

Автор письма из Венесуэлы – г-н Бодиско, например, пишет, что П.Лещенко служил в румынской армии в чине поручика и погиб в Крыму. Это противоречит рассказу Михаила Перлова из Канады, слушавшего пение Лещенко уже в самом конце войны в Бухаресте.

Пришло очень достоверное письмо от госпожи Хелен из Лос-Анджелеса, которая близко знала в 30-е годы Петра Лещенко и его первую жену – танцовщицу Зинаиду Закат. В то время г-жа Хелен жила в Бухаресте вместе со своим мужем, бывшим офицером Белой армии, ставшим первым партнером Петра Лещенко в создании впоследствии прославленного ресторана, который так и назывался – "Лещенко".

Она пишет: "Во время оккупации Одессы румынскими и немецкими войсками я с мужем отправились туда, чтобы повидаться с родственниками. Вскоре приехал на гастроли в Одессу и Петя. Он выступал в театре Вас. Вронского, встретил там молоденькую певичку Веру, в которую влюбился со всем пылом своего возраста и часто пел "Вам 19 лет". Лещенко развелся с первой женой и после ухода румын и немцев из Одессы привез Веру в Бухарест. Мы тоже вернулись в нашу бухарестскую квартиру. Ресторан уже перешел в другие руки, и мы встречались с Лещенко довольно редко. Затем слышали, что Петя женился на Вере, они оба часто пели в хоре маленькой русской церкви. В январе 1948 г. мой муж был схвачен на улице и, как я узнала много позже, депортирован в Советский Союз и брошен в лагерь в Казахстане. В 1950 г. Зинаида Закат с сыном Петра Лещенко Игорем переехали ко мне и прожили у меня 8 лет.

По слухам, Вера собиралась обратно в Одессу с Петей либо одна. Однако вскоре стало известно, что Петя на "канале" (в своего рода лагере)".

Г-жа Хелен не указывает точно, был ли этот лагерь на Беломорканале или на каком-либо другом из многочисленных каналов, сооружавшихся сталинскими "преобразователями природы". Далее излагалась версия смерти Петра Лещенко на территории Советского Союза. Однако, прежде чем быть изложенной, она требует более детальной проверки.

Благодаря письмам читателей у меня собрался довольно обширный материал. И после уточнения всех имеющихся версий я думаю издать книгу о Петре Лещенко, которая познакомит читателей с массой увлекательных подробностей о жизни и деятельности легендарного певца.

© Рувим Рублев,  Новое Русское Слово, 1980-е г.

 


© Р.Фукс, И.Ефимов