* * *

Вешние воды бегут с гор ручьями,
Птицы весенние песни поют.
Горькими хочется плакать слезами.
Только к чему? Все равно не поймут...

Разве поймут, что в тяжелой неволе
Самые юные годы прошли.
Вспомнишь о воле, взгрустнешь поневоле,
Сердце забьется, что птица в груди.

Плохо, мой друг, мы свободу любили,
Плохо ценили домашний уют.
Только сейчас мы вполне рассудили,
Что не для всех даже птицы поют.

Вспомнишь о воле: былое веселье,
Девичий стан, голубые глаза...
Только болит голова, как с похмелья,
И на глазах накатится слеза.

Годы пройдут, и ты выйдешь на волю,
Гордо расправишь усталую грудь,
Глянешь на лагерь презренно глазами,
Чуть улыбнешься и тронешься в путь.

Будешь бродить по российским просторам
И потихоньку начнешь забывать
Лагерь, окутан колючим забором,
Где приходилось так долго страдать.

Вешние воды бегут с гор ручьями,
Птицы весенние песни поют.
Горькими хочется плакать слезами.
Только к чему? Все равно не поймут...

* * *

Шумел бушующий камыш,
Судили парня молодого,
Он был красив и молчалив,
Но в жизни сделал много злого.

Его хотели расстрелять,
Он попросил у судей слова.
Ему не смели отказать,
Нет прав на это у закона.

"Когда мне было десять лет,
Я с родаками распрощался,
Я стал курить и выпивать
И со шпаною я связался.

Однажды мы вошли в село,
Где люди тихо мирно спали,
Мы грабили один лишь дом
И света в нем не зажигали.

Когда же я зажег свечу...
То я такое там увидел...
О, Боже! Ты меня прости...
Я сам себя возненавидел.

Там на полу лежал отец -
Он был убит моей рукою.
Его уже остывший труп
Был залит собственною кровью.

А рядом с ним лежала мать
В груди с кинжалом, умирая...
С ее печальных грустных глаз
Слеза хрустальная упала.

А малолетняя сестра
В кроватке тихо умирала...
Она, как рыба без воды,
Свой алый ротик открывала."

Шумел бушующий камыш,
Судили парня молодого,
Он был красив и молчалив,
Но в жизни сделал много злого.

* * *

Передо мной остатки древней старины,
А нити памяти с прошедшим неразрывны,
Но только мне воспоминанья не нужны,
А все, что было между нами, мне противно.

Ты в дни удачи одевал меня в меха,
И я под елкой находила чувств презенты,
Но незаметно подошла ко мне беда,
И жизнь помчалась, будто в жуткой киноленте.

Шум кабаков, меха и платья-декольте
Пришлось сменить мне на сатиновую робу.
И за окном пейзажи вижу я не те,
А завтра снова гонят в дальнюю дорогу.

Но ты остался непричастен ни к чему.
Я лишь мечтала сохранить все наши чувства,
А для чего, теперь сама я не пойму,
Ведь без тебя в душе и в сердце стало пусто.

Мне все равно, я жду какого-то конца -
Забыть пытаюсь я конвой, этап и зоны,
Но для чего ж храню я образ подлеца?
Для чувства, видно, не написаны законы.

И если ты придешь когда-нибудь ко мне,
Блеснув беспечно вновь улыбкой златозубой...
Теперь не снишься ты мне даже и во сне,
И я, клянусь, что все, что было, позабуду!

* * *

Я всю Россию прошагал,
В шалманах пил, в притонах спал,
Попал, братишки, в лагеря - а мне плевать!
А мне плевать на белый свет,
И до звонка мне скидки нет -
А, значит, мне свободы не видать!

Я медвежатник - крупный вор,
И срок пришил мне прокурор.
На всю катушку размотал - а мне плевать!
Меня не купишь за калач,
Я не какой-нибудь стукач,
А, значит, век свободы не видать!

Стоит на стреме часовой,
Он охраняет мой покой.
Он для зека родная мать - а мне плевать!
Закажут гроб, взведут курок.
Короче жизнь - короче срок,
А, значит, мне свободы не видать.

Я всю Россию прошагал,
В шалманах пил, в притонах спал,
Попал, братишки, в лагеря - а мне плевать!
А мне плевать на белый свет,
И до звонка мне скидки нет -
А, значит, мне свободы не видать!

* * *

Это было летом, в жаркую погоду,
Когда сидели мы под липкою в скверу.
В твоих глазах метался пьяный ветер,
И папироска чуть дымилася во рту.

Ты подошла ко мне похабною походочкой
И тихо на ухо шепнула мне: "Пойдем..."
А через час, споивши меня водочкой,
Ты завладела моим сердцем, как рублем.

Я не был вором, а ты была блатная,
Ты уркаганом сделала меня.
Ты познакомила с малиной и наганом,
Идти на мокрую не дрогнула рука.

Нас было пятеро фартовых ребятишечек,
И все барышники имели барыши.
Четверых к стеночке поставили по делу,
Меня ж надолго в тюрягу упекли.

Брючата-чарльстоны, колесики со скрипом
Я на халатик тюремный обменял.
За эти восемь лет я много горя принял,
И не один на мне волосик полинял.

Так что ж стоишь, краснеешь и бледнеешь?
А ты такая, как восемь лет назад,
С такой же гордою поднятой головою...
Так что ж, дешевка, опустила в землю взгляд?!