Главная страница |Содержание| Страница 21 
 
А ночью лаяли собаки, 
А ветер гнал куда-то вдаль, 
А я пришел к вам в черном фраке 
Весь элегантный, как рояль. 
А вы сидели на диване 
А двадцати неполных лет, 
А у меня был на кармане 
А заряжённый пистолет. 
А пистолет был кверху дулом 
И приготовленный стрелять, 
А я смотрел на вас и думал, 
И решил вас убивать. 
Я говорил спокойным тоном, 
И, нажимая на курок. 
А вы упали вниз со стоном, 
А мне за это дали срок. 
А на далеком Магадане 
Прошло уже немало лет, 
А там никто не носит фраки, 
Никто не носит пистолет. 
А больше я не фулюганю, 
Теперь я старый и больной, 
Но этот образ на диване 
Всегда останется со мной. 
Расшифровка фонограммы в исп. С. Гинзбурга (1995 г.).  
В осенний день, бродя как тень, 
Зашел я в первоклассный ресторан, 
Но там приют нашел холодный, 
Посетитель я немодный, 
У студента вечно пуст карман. 
Официант - какой-то франт, 
Сверкая белоснежными манжетами, 
Он подошел, шепнул на ушко: 
"Здесь, приятель не пивнушка, 
И таким, как ты, здесь места нет!" 
А год спустя, за это мстя, 
Я затесался в винный синдикат. 
И подводя итог итогу, 
Встал на ровную дорогу 
И надел шкарята без заплат. 
Официант, все тот же франт, 
Сверкая белоснежными манжетами, 
Он подошел ко мне учтиво, 
Подает мне пару пива, 
Предо мной вертится как волчок. 
Кричу: "Гарсон! Хелло, гарсон!" 
В отдельный кабинет перехожу я. 
Эх, подавайте мне артистов, 
Скрипачей, саксофонистов, 
Вот теперь себя я покажу я! 
Сегодня ты, а завтра - я! 
Судьба-злодейка ловит на аркан. 
Сегодня пир даю я с водкой, 
Ну а завтра за решеткой 
Напеваю вечный "Шарабан": 
"Ах, шарабан мой - "американка"! 
Какая ночь, какая пьянка! 
Хотите - пейте, посуду бейте - 
Мне все равно, мне все равно!" 
Расшифровка фонограммы в исп. А. Северного (1975 г.).  
А Вася Ржавый сел на буфер, 
А были страшные толчки. 
Оборвался под колесья - 
Разодрало на куски. 
А мы его похоронили, 
А прямо тут же, по частям, 
А потом заколесили 
Вдоль по шпалам, по путям. 
Сигнал. Гудок. Стук колес. 
Пускай несет тебя по кочкам паровоз. 
Ведь мы без дома, без гнезда - 
Шатия беспризорная. 
Эх, судьба, моя судьба - 
Ты как кошка черная!
А что ты, падла, бельмы пялишь? 
Аль своих не узнаешь? 
А ты мою сестренку Варьку 
Мне ж напомнила до слез. 
Ах, Варя, Варя, моя Варя! 
Вари нет уже в живых - 
На каком-то полустанке 
Паровозик раздавил. 
Сигнал. Гудок. Стук колес. 
Пускай несет тебя по кочкам паровоз. 
Ведь мы без дома, без гнезда - 
Шатия беспризорная. 
Эх, судьба, моя судьба - 
Ты как кошка черная!
А как на Невской перспективе 
Повстречался нам нэпман. 
А мы его остановили: "Слушай, дядя! 
Дай полтинник на шалман!" 
А он ответил: "Нехеренто! 
Так и так, мол, денег нет." 
А мы ему антеллигентно 
Наблевали за жилет. 
Сигнал. Гудок. Стук колес. 
Пускай несет тебя по кочкам паровоз. 
Ведь мы без дома, без гнезда - 
Шатия беспризорная. 
Эх, судьба, моя судьба - 
Ты как кошка черная!
Расшифровка фонограммы в исп. неизвестного (1960-70-е гг.).  
В Красноярске тюрьма большая, 
Народу в ней не перечесть. 
Ограда каменная высока, 
Через нее не перелезть. 
И вот заходит тюрьмы начальник 
И начинает выкликать: 
"Рецидивисты, все собирайтесь, 
Пора вас в лагерь отправлять." 
Рецидивисты все собралися, 
Сложили вещи подле ног, 
А чья-то, чья-то мать-старушка 
Стоит и плачет у ворот. 
А сын заметил и сам заплакал, 
И вытер слезы рукавом, 
Сестренка тоже вытирала 
Своим батистовым платком. 
Вот поезд тронулся и помчался, 
Помчался прямо на восток, 
И до лихого Магадана 
Остановиться он не мог. 
"Песни узников", Красноярск: ПИК "Офсет", 1995 г. (С. 40).  
Дорогая моя, вот мы снова в Одессе, 
И наш город любимый все цветет и растет. 
И в душе у меня снова старая песня, 
Эту песню мы пели, эта песня живет. 
Мы сроднились с тобой ранней тихой весной, 
Ты была без работы, я работу имел - 
Я свой хлеб добывал кровавой рукою 
И делился с тобой после злых мокрых дел. 
Полюбились тебе наши песни и нравы, 
Наша горькая участь, наша злая судьба. 
И подругою нашей назвалась ты по праву, 
И другого пути ты найти не смогла. 
Но однажды с тобою нам судьба изменила, 
И на деле накрыла нас с тобою ЧК, 
И пятнадцать агентов нас с тобой обложило, 
И не дрогнуло сердце, и не выпал наган. 
Дорогою судьбой заплатили чекисты 
За свободу блатного и девчонки его, 
И окрасились кровью восемь кожанок чистых, 
Ожидал нас с тобою арестантский вагон. 
Не поставил нас к стенке судья милосердный - 
Он нам дал два червонца и строгий режим. 
Ты осталась со мной, друг мой верный и нежный, 
Увезли нас с тобою в дальний город Ильин. 
Записано И. Бордусенко в 1977-79 гг. (с. Таганча, ИТК - 68).  
 |