Главная страница |Содержание| Страница 28
"Не шелестите, каштаны!", - ветер доносит с полей.
Хочется матери старой вновь увидать сыновей.
Кто это в серенькой кепке робко стучит у окна?
"Сын это твой". "Неужели?.." - счастья дождалась она.
"Что ж ты стоишь у порога, не зажигаешь огня?", -
"Ты постарела немного, милая мама моя!"
Свечи горели рубином, праздничный стол был накрыт.
"Вот и дождалась я сына...", - ласково мать говорит.
"Вот бы дождаться второго, счастье бы вновь обрела..."
Сын отвернулся, ни слова... Взгляд свой отвел от стола.
Вспомнил он лагерь суровый, вспомнил звериный оскал,
Вспомнил убитого брата и ничего не сказал.
Запах увядшей полыни... Мусор, пройди стороной!
Спи, мой братишка любимый, спи, мой брательник родной...
Не шелестите каштаны, ветер доносит с полей
Хочется матери старой вновь повидать сыновей.
Расшифровка фонограммы в исп. Д. Жирнова (ноябрь 1999 г.).
Нависли тучи, словно грозди винограда
Над моей больною головой.
А где ж ты, где? Ты отзовись, моя отрада!
Хочу по-прежнему я слышать голос твой.
Я помню суд - там приговор выносят,
Хотят лишить свободы на пять лет.
Ты опустила свои черные ресницы,
А слезы капали на шерстяной жакет.
В этап далекий ты меня сопровождала
И вслед этапу махнула мне рукой,
А на прощанье крепко в губы целовала
И говорила: "До свиданья, милый мой!"
На Волге лед давно уж поломался,
И с первым рейсом ушел наш пароход.
Побег из лагеря весной не состоялся,
Не жди, любимая, меня ты у ворот.
Прошло пять лет, но я не изменился.
Прошло пять лет, и кончился мой срок.
И вот теперь домой я воротился -
Покинул хмурый, пасмурный Восток.
Июньским вечером экспресс к Москве подходит,
И из вагона выхожу я на вокзал.
Мой взгляд упорен, но любимой не находит,
И тут я понял, что немного опоздал.
Свобода - милая, чудесная награда.
Прошел мой срок, тяжелый и большой.
Ах, где ж ты, где? Ты отзовись, моя родная!
Хочу по-прежнему я слышать голос твой.
"Споем, жиган", СПб.: ЛИК, 1995 г., С. 314.
На свет родился я маленьким ребеночком.
Отец работал, работала и мать.
А я, мальчишечка, без всякого надзорища
Пошел с блатными углы я принимать.
Так потекла жизнь моя жиганская.
Отец работает, работает и мать.
А я, мальчишечка, без всякого надзорища
Все дальше-дальше ходил я воровать.
Отец узнал про жизнь мою пропащую,
Он пригорюнился, ни слова не сказал.
А мать, узнав про жизнь мою проклятую,
Вдруг заболела и в больнице умерла.
Остался в свете круглым сиротою,
В вине я радость и горе утолял.
Так, наливай же ты, братишка, русской горькой -
Сначала выпью - потом на бан пойду!
На свет родился я маленьким ребеночком.
Отец работал, работала и мать.
А я, мальчишечка, без всякого надзорища
Пошел с блатными углы я принимать.
Расшифровка фонограммы в исп. А. Северного (1978 г.).
Я помню тот Ванинский порт
И крик парохода угрюмый.
Как шли мы по трапу на борт,
В холодные, мрачные трюмы.
От качки страдали зека,
Ревела пучина морская;
Лежал впереди Магадан -
Столица Колымского края.
Не крики, а жалобный стон
Из каждой груди вырывался.
"Прощай навсегда, материк!" -
Ревел пароход, надрывался.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа Черной Планетой.
Сойдешь поневоле с ума -
Оттуда возврата уж нету.
Пятьсот километров тайга,
Где нет ни жилья, ни селений.
Машины не ходят туда -
Бредут, спотыкаясь, олени.
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь.
Встречать ты меня не придешь,
А если придешь - не узнаешь.
Прощайте, и мать, и жена,
И вы, малолетние дети.
Знать, горькую чашу до дна
Пришлося мне выпить на свете.
По лагерю бродит цинга.
И люди там бродят, как тени.
Машины не ходят туда -
Бредут, спотыкаясь, олени.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа Черной Планетой.
Сойдешь поневоле с ума -
Оттуда возврата уж нету.
Расшифровка фонограммы в исп. М. Гулько (1973 г.).
Здесь, на русской земле, я чужой и далекий,
Здесь на русской земле, я лишен очага.
Между мною, рабом, и тобой, одинокой,
Вечно сопки стоят, мерзлота и снега.
Я писать перестал: письма плохо доходят.
Не дождусь от тебя я желанных вестей.
Утомленным полетом на юг птицы уходят.
Я гляжу на счастливых друзей-журавлей.
Расцветет там сирень у тебя под окошком.
Здесь в предсмертном бреду будет только зима.
Расскажите вы всем, расскажите немножко,
Что на русской земле есть земля Колыма.
Расскажите вы там, как в морозы и слякоть,
Выбиваясь из сил, мы копали металл,
О, как больно в груди и как хочется плакать,
Только птицам известно в развалинах скал.
Я не стал узнавать той страны, где родился,
Мне не хочется жить. Хватит больше рыдать.
В нищете вырастал я, с родными простился.
Я устал, журавли. Вас не в силах догнать.
Год за годом пройдет. Старость к нам подкрадется,
И морщины в лице... Не мечтать о любви.
Неужели пожить по-людски не придется?
Жду ответ, журавли, на обратном пути.
"Песни дворов и улиц", кн. 2, СПб.: Издательский дом "Пенаты", 1996, (С. 77).
|