|
|
|
|
▪ СТАТЬИ И РАССКАЗЫ ––––––– ▪ ЧТО ПИСАЛИ В ПРЕССЕ –––––– ▪ ПЕСНИ И СТИХИ |
|
|
|
ОТВЕТЫ ИНТЕРНЕТ-ЧИТАТЕЛЯМ
– Расскажите,
пожалуйста, как можно подробнее о Ваших встречах с Владимиром Высоцким. Где,
когда, при каких обстоятельствах...
Марк Цыбульский
– С Высоцким мне довелось встречаться два
раза, оба – в Ленинграде, во время гастролей Театра на Таганке. Это было летом
1979 года, хотя год надо бы уточнить... Театр давал "Гамлета" в ДК
им. Первой пятилетки, а Высоцкий, кроме того, выступал с серией концертов на
предприятиях Питера. Разумеется, мне не удалось побывать на всех этих
выступлениях, но я старался раздобыть все их записи. Ведь практически на каждом
концертах кто-нибудь записывал. Я все ждал, что Высоцкий споет какие-нибудь
новые песни – для того-то, собственно, так и гонялся за записями этих
концертов. Но что оказалось в итоге! На всех выступлениях Высоцкий пел
абсолютно одни и те же песни, говорил одни и те же монологи, и даже реплики
были идентичны! Сложилось такое впечатление, что вся программа этих его
выступлений была залитована... И вот, после одного из спектаклей Георгий
Толмачев, хорошо знавший Высоцкого, и неоднократно записывавший его в Питере,
провел меня за кулисы, и познакомил с Владимиром... Но увы! разговора не
получилось, потому что я спросил его о том, что меня больше всего волновало на
тот момент – почему все его нынешние выступления в Питере похожи друг на друга,
как две капли воды? Высоцкому этот вопрос явно не понравился, и разговора не
получилось...
А вот вторая встреча была уже несколько
иной. Толмачев пригласил после спектакля к себе домой Высоцкого и еще некоторых
артистов – Золотухина, Хмельницкого... Сам Высоцкий был с какой-то незнакомой
блондинкой, которая просидела молча весь вечер около него. Высоцкий, кстати, не
пил ни грамма. Толмачев подарил ему огромную модель парусника, – (интересно,
кстати, куда она потом девалась? вроде, нигде про нее не упоминается). И
наконец, Высоцкий взял в руки гитару... Спел он не так уж много песен, но здесь
прозвучало несколько новых, и в том числе – "Был шторм..." Исполнено
это было так, что буквально перевернуло все внутри... Толмачев, кстати, записал
тогда все эти песни, но долго не давал никому переписывать. А потом взял гитару
Хмельницкий, и стал изображать пародию на пьяного Высоцкого. Очень смешно и
талантливо, кстати, – Владимир сам смеялся больше всех. Больше всего из
разговоров того вечера, пожалуй, запомнился еще такой момент. Кто-то заговорил
о наших "бардах" – которых Высоцкий, как известно, не очень-то
жаловал. И говорить-то о них не был склонен. Но на этот раз он сделал одно
конкретное заявление: "Есть у вас, кажется, такой Дольский? Так вот,
передайте ему, что он сволочь!" По видимому, до Высоцкого дошла уже
довольно злая песня Дольского "Пародия на Высоцкого".
На эту тему хочется добавить пару замечаний. Судя по
расссказам того же Толмачева, Высоцкому, по-видимому, не то чтобы совсем
неинтересно было слушать записи "бардов", – просто некогда... И
слушать ему доводилось только то, что ему давали знакомые, а знакомые ему в основном
давали то, что как-то касалось самого Высоцкого. Вот так ему дали слушать и
Дольского, и так он узнал о "подражателе" Жорже Окуджаве. Кстати, что
касается Северного – я лично на эту тему ничего с Высоцким, конечно, тогда не
говорил. Это было бы совсем некорректно... А вот Жора Толмачев – тот говорил.
Он виделся с Высоцким чуть ли не в каждый его приезд, много записывал, о многом
говорил... Жалко, что он не оставил записок.
– Не
могли бы Вы рассказать о концерте Северного в честь дня рождения Вашей дочки?
Его еще иногда называют "Детские игрушки". Кто на нем присутствовал и
что там за такое музыкальное сопровождение?
Владимир Бойко
– К сожалению, я сейчас затрудняюсь
рассказать что-то подробное об этой записи. Таких домашних, экспромтных
выступлений было довольно много, и теперь, через столько лет, уже трудно
сказать – на какой что происходило. Однако, если бы я прослушал эту запись, – наверняка
что-нибудь смог бы сказать. Проблема в том, что ни записей, ни каталогов у меня
сейчас под рукой нет... Поэтому на вопросы такого рода я смогу подробно
ответить только тогда, когда уже постоянно осяду в Питере и приведу в порядок
весь свой архив.
Впрочем, вот деталь, если это кого-то заинтересует. Если
это запись 1975 года, и производилась она у меня дома, – значит, это уже не на
Ропшинской, а на проспекте Смирнова, 6.
– Как
Вам пришла в голову идея сделать концерт "Памяти Вертинского"? И
почему он был сделан в 1976 г., ведь 85-летие Вертинского было раньше?
Игорь Ефимов
– Этот концерт родился не совсем обычным образом. Дело в
том, что не песня "Гимн менестрелей" ("Мы барды, менестрели,
акыны и ашуги...") была написана для этого концерта, а наоборот – идея
концерта возникла уже из-за этой песни. Я ее написал, и стал думать – где бы ее
лучше использовать... и понял, что раз ключевым моментом в песне является фраза
"наш дедушка Вертинский", – значит, под эту песню нужен не менее, чем
целый концерт. Концерт, посвященный памяти Александра Вертинского, и
составленный, соответственно из его замечательных песен. Ведь они у нас тогда
не больно-то исполнялись, – хотя, с другой стороны, "Мелодия"
выпускала диск Вертинского... Ну, а "85-летие" мы просто пристегнули
уже для солидности. То, что 85 лет со дня рождения Вертинского исполнилось еще
в 1974, мы, разумеется, знали. Но оно ведь официально никак не отмечалось, и я
решил хоть с опозданием, но провести "юбилейное мероприятие".
– Вы
уже рассказывали о попытке записать Северного с "Россиянами". Не
могли бы Вы остановиться на этом поподробнее?
Игорь Ефимов
– В начале 1979 года ко мне пришел знакомый
музыкант Николай Евсеев, и передал просьбу Жоры Ордановского – написать
либретто рок-оперы! Жору я знал давно, потому что с нашим самодеятельным
рок-движением так или иначе общался еще с 60-х годов. У нас что-то совсем мало
писали про знаменитый фестиваль 1967 года, каким-то удивительным образом
разрешенный руководством обкома ВЛКСМ. Там выступило много самодеятельных
групп, игравших самый настоящий рок, причем у некоторых – даже русскоязычный.
Вот, была такая группа "Лесные братья" – там играл Коля Резанов,
впоследствии – известный "брат Жемчужный". Кстати, групп с таким
названием было две! – одни выступали в нормальных костюмах, другие – в шкурах.
Безобразие, короче. Конечно, обком такого больше не разрешал... Впрочем, мы
отвлеклись. Речь идет о 1979 годе, когда самодеятельный рок был уже достаточно
мощным явлением. А вот рок-оперы пока что ни у кого не было. А Жора был парень
отчаянный, он решил сделать рок-оперу не о чем-нибудь, а об исходе евреев из
Египта!
Но есть в истории этой несостоявшейся оперы еще один,
очень интересный момент... На одной из "репетиций" состоялась моя
встреча с Аркадием Северным, как потом оказалось – последняя... Я уже не
записывал в то время Аркадия, но узнал, что он находится в Ленинграде, и
подумал – а не попробовать ли Аркадию спеть с "Россиянами"? Это было
в котельной, где рядом размещался какой-то подростковый клуб, и... управление
МВД. Впрочем, об этом я уже рассказывал. Пение получилось великолепное, а
запись – никакая. Аркадий тогда уже очень сильно пил, а жил он у бригадира
обойщиков Славы – фамилию его не помню. Кажется, на Бестужевской, в той
квартире, где он потом и умер. Но кто ж знал, что эта наша встреча – последняя?
Вскоре Аркадий уехал в Одессу, а я, как уже говорил, в июне того же года,
вылетел в Вену, а потом и в Штаты... Конечно, версия Коцишевского о моей
эмиграции очень романтична, мне даже нравится – глухими лесами карельского
перешейка, через кордоны и контрольно-следовые полосы... Но вы ж понимаете, что
это было абсолютно нереально.
– Есть
ли сейчас кто-нибудь из исполнителей, кого Вы могли бы назвать наследником
Аркадия Северного?
Александр
Баринов
– Настоящих продолжателей Северного я сейчас не вижу.
Наиболее достойный из нынешних исполнителей – Папа Радж. Правда, я еще не
слышал Юру Куплетного, которого мне посоветовали послушать мои друзья. А из
авторов самый интересный на мой взгляд – Михаил Шелег.
– Как
Вы относитесь к издательской деятельности Фрумина? Сколько еще настоящим
поклонникам творчества Аркадия Северного покупать отредактированные им концерты
плохого качества да еще и с рекламой всякой дряни?
Владимир Кисин
– Деятельность господина Фрумина
многообразна, и поэтому однозначная оценка ее вряд ли возможна. То, что Фрумин,
используя свою крепкую финансовую базу, производит и распространяет диски с
записями Северного, – это, конечно, можно оценивать только положительно.
Правда, при этом он хочет узурпировать все это дело, используя российскую
юридическую неразбериху с авторскими правами. Где кончается право на голос, где
начинается право на фонограмму – тут у нас сам Господь не разберет. Поэтому я
сейчас подробно останавливаться на этом не буду. Скажу лишь, что, в отличие от
прочего, авторские права на тексты песен – вещь ясная и однозначная. А Фрумин
ни на одном диске не указал авторство принадлежащих мне песен.
А вот вопрос с "порезанными" версиями концертов
весьма интересен, и на нем хотелось бы остановиться подробнее. Формально
Фрумина нельзя упрекать в том, что он компонует альбомы по своему усмотрению. Ведь
точно так же поступали и Маклаков, и Калятин, и Рыжков. Никто из них не пускал
в свет "рабочий материал" оригинала. Из него нарезали
"товарный" альбом, в соответствии со своим вкусом и понятием, и его
уже начинали распространять. Так чем Фрумин хуже Маклакова? Тот считал себя
великим продюсером, который знает, как надо подавать Северного, и этот тоже...
Все это, конечно, не криминал. Так делаются альбомы во всех студиях мира. Но я
лично всегда считал, что Северный – это особый случай. Его надо писать подряд,
в реальном времени, и давать безо всякой редакции. Я всегда так и делал. Потому
мои записи – это запечатленный кусочек жизни Аркадия Северного. Так что я, как
художник, не могу одобрительно относится к тому, что Фрумин продолжает
сомнительное дело Маклакова и других. Про рекламу на дисках вообще и говорить
не хочется.
– Когда
Вы начали писать песни и что Вас на это подвигло? Существуют ли какие-либо
магнитофонные записи Ваших песен?
Игорь Ефимов
– Первые песни я стал писать в юношеские
годы, в институте. Это были романтические песни. Мне нравились вещи типа
"Джон Грэй", "В Кейптаунском порту", вот в таком ключе я и
начал сочинять. Потом стал писать и лирику. Трудно сказать, какая песня была
первой. Эти песни сейчас никому неизвестны, так что названия вам ничего не
скажут. Ну, вот, например, была песня "Иринушка".* К ней и ноты у
меня сохранились. Записываться на магнитофон я начал тогда же. Просто для себя.
Впрочем, было бы удивительно, если б не записывался – тогда, пожалуй, каждый
человек, имеющий магнитофон, хоть раз да пробовал себя записать. Так что
несерьезно все это было.
Первые стилизации под блатные песни я стал
писать позже, когда уже был знаком с Аркадием. Я уже говорил, что собирал
блатной фольклор еще с 14 лет, когда мне попались настоящие лагерные песенники.
А потом меня подтолкнуло к этому сразу несколько факторов. Во-первых, – знакомство
с Аркадием, которому лучше всего удавалось петь именно блатные песни.
Во-вторых, меня подбил на это дело очень интересный человек, Марк Березовский.
Очень энергичный еврей, авантюрист, и, естественно, уголовник. В законе он,
пожалуй, не был, я даже не знаю его погоняло. Кстати, внешне он был очень похож
на небезызвестного Бориса Абрамыча, и, кажется, рассказывал, что у него есть в
Москве племянник Борька. Может, это такая семейка... Так вот, этот Марк был
очень увлечен блатным фольклором, знал много песен, часто мне их пел, и давал
тексты. Под его влиянием и стал сочинять. Началось с того, что Марк некоторые
блатные песни не знал целиком, и я стал их дописывать сам. Вот, например, песня
"Иду по Невскому проспекту". Я знал только пару первых куплетов,
остальное досочинил. Кстати, я описал в этой песне именно тот проходняк,
которым мне самому не раз приходилось сваливать от ментов.
Ну, и наконец, блатные песни я сочинял
тогда, когда самому довелось побывать у хозяина! Зону под Выборгом, куда я
попал, как раз только что перевели со строгого режима на общий. Но там еще
оставались какое-то время настояшие воры. Те, которым оставалось несколько
месяцев срока – их не стали перевозить на другие зоны. От них я тоже набрался
кое-какого фольклора. Кстати, именно там я понял, что ранние песни Высоцкого,
от которых мы так балдели, полные, как нам казалось, воровской романтики,
никакого отношения к реалиям блатного мира не имеют. Так считал и Марк
Березовский. Я ставил ему записи Высоцкого, и он говорил: "Талантливо,
конечно. Но не блатные это песни!"
Но вернемся к записям! Несколько позже, в
середине 70-х, когда я уже вовсю писал Аркадия, и он уже спел немало моих
песен, я решил и сам записаться. У меня уже был псевдоним Рувим Рублев. Под
этим именем я и записал под гитару две ленты по 60 минут, самых разных своих
песен – лирических, романтических, блатных... Эту ленту я отдал ленинградскому
коллекционеру Сергею Николаевичу Якубовичу. К сожалению, он уже умер, а сын его
не сохранил фонотеку. Так что судьба этих записей мне неизвестна. Ну, и
наконец, я записывался для киевлян, когда в Питер приезжал Фред Ревельсон. На
этой записи были в основном блатные песни. Фред не хотел лирику, все время
говорил: "Блатные давай!" Интересно, он-то хоть сохранил эту запись?
И.
Е. –
К сожалению, нет...
2003–2004 г.
––––––––––––––––––––––––––––––––––
*) Песня "Иринушка"
© Р.Фукс, И.Ефимов